Валерий Вайнин - Но Змей родится снова? [Убить Змея]
Грачев оттолкнул вспотевшего сержанта ГУВД и рявкнул одному из своих мордоворотов:
– Догони эту пьянь! И повози фейсом об асфальт!
– Понял! – обрадовался качок и помчался выполнять столь приятное поручение.
А директор издательства “Жемчуг” встал перед зеркалом и заново расчесал бороду.
– Могу вам обещать, – обратился он к отражениям трех милиционеров, – девушку эту я оттрахаю. При свидетелях, блин.
Отражения сохранили немоту и неподвижность.
“Жигуленок” Глеба остановился у Дашиного дома. За окнами автомобиля разбушевалась метель. Уходящий февраль не желал сдаваться без боя, и наступающему марту, очевидно, придется немало потрудиться на расчистке московских улиц.
Даша куталась в воротник дубленки.
– Значит, я должна была дожидаться, пока они тебя изобьют? – уточнила она, хмуря брови.
Глеб вытащил ключи из зажигания.
– Что-то я запамятовал: кто чей телохранитель?
– Это что же… мужская гордость взыграла?!
– Дашка, ты мне мешаешь. И тогда, на Лубянке, и теперь вот.
Даша прищурила сверкающие глазищи.
– Ты самодовольный надутый индюк!
– Тонкое наблюдение, – кивнул Глеб. – Что дальше?
– И смокинг тебе не идет! И Элен твоя… просто б…!
– Все же это лучше, чем офицер контрразведки.
Даша едва не улыбнулась, но спохватилась вовремя.
– И юмор у тебя, должна заметить…
– О нет! – перебил Глеб. – Юмор не трожь! Это святое!
Даша вышла из машины, с треском захлопнув дверцу. Глеб также вышел из машины и догнал Дашу у подъезда.
– К какому тайному братству принадлежит мой дядя? – повторила она свой недавний вопрос.
– Потом как-нибудь, – пообещал Глеб. – Ты пока не созрела.
– Тогда вали отсюда.
– Сперва проверю твое жилище.
– Можешь не беспокоиться.
– Это не беспокойство, это моя работа.
Они молча поднялись в лифте, молча вошли в квартиру. Глеб в смокинге, виднеющемся из распахнутого пальто, и Даша в дубленке, накинутой на вечернее платье, встали друг против друга в тесной прихожей.
– Ну как? – ехидно поинтересовалась Даша. – Бомба не заложена?
Глеб прошел в комнату и деловито заглянут под письменный стол.
– Все чисто. А кто такой этот Эдик?
Войдя за ним следом, Даша небрежно обронила:
– Мой жених. Правда симпатичный?
Глеб кивнул.
– Просто миляга. Что общего у него с Грачевым?
– Не знаю. Бизнес какой-то… Мне надоели твои вопросы.
– Можешь воспользоваться пятой поправкой к американской конституции.
Даша не улыбнулась.
– На следующей неделе я с тобой расплачусь и… Благодарю вас, лорд Грин. Телохранитель мне больше не понадобится.
– Ну и слава Богу. Только об увольнении надо уведомлять заранее.
– Ты прав. Я выплачу тебе двухнедельное пособие.
– Тогда другое дело! – обрадовался Глеб. – Хочешь, напоследок покажу тебе фокус?
Изумрудные глаза Даши гневно сверкнули.
– Валяй, – сказала она. – Напоследок.
Глеб помахал рукой возле ее волос.
– Угадай, что у меня в кулаке?
– У тебя там, – отчеканила Даша, – листок из тетради. В клеточку. А на нем чернилами нарисован Альберт Эйнштейн. Угадала? Или у меня извращенная фантазия?
Глеб на мгновение замер и – рассмеялся.
– Ну вы даете, Дарья Николаевна! Таким сложным фокусам боцман меня не обучал! – Разжав кулак, он швырнул в корзину скомканную бумажку. – Всего хорошего. Через неделю зайду за пособием.
Он вышел из комнаты и хлопнул входной дверью.
Даша застыла, безвольно опустив руки. Услыхав, как со скрипом открылись и захлопнулись дверцы лифта, она в досаде пробормотала:
– Дурак! Дурак! Дурак!
Потом, чуть подумав, извлекла из корзины брошенную Глебом бумажку и расправила ее на столе… Это был листок из тетради. В клеточку. На нем чернилами был нарисован портрет Эйнштейна. И Эйнштейн улыбался во весь рот. А под рисунком было написано: “Сама дура! Дура! Дура!”
Даша опустилась на стул и, всхлипнув, сказала:
– То-то же.
Глава пятаяПо пятницам Глеб давал шесть уроков французского, по одной паре в каждом из трех девятых классов. Все шло в привычном вроде бы русле за исключением двух моментов. 9‑й “Б” не искрился обычной жизнерадостностью, а буквально источал мрачный сарказм. Неформальные лидеры Лёня Рюмин и Гуля Шарипова любой вопрос по теме урока ухитрялись перевести на обсуждение гнусной роли Лубянки в болезнях российской демократии. Большинство класса, похоже, не шибко их понимало, однако поддерживало из солидарности. В настроение ребят Глеб демонстративно не вникал. Он лишь заставлял их высказываться по-французски, следя за грамматикой и произношением. И второе. Медведев из 9-го “А” явился с фонарем под глазом и на занятиях проявлял бестолковую активность, старательно изображая интерес к предмету. Из педагогических соображений Глеб поставил ему “четверку”, что привело беднягу в полное замешательство.
После уроков Глеб зашел в учительскую и попросил у завуча номера домашних телефонов всех девятиклассников.
– Вам зачем? – поинтересовалась Зинаида Павловна, протягивая ему отпечатанные на машинке данные.
– Кое-кто из ребят, – ответил Глеб, – проявляет способности к языку. Хочу поговорить с их родителями: не согласятся ли они на дополнительные занятия.
– Платные? – насторожилась завуч.
– Само собой. – Глеб старательно переписал в блокнот несколько номеров, хотя нужен ему был лишь телефон Лёни Рюмина. – Кто ж нынче работает бесплатно?
Завуч вздохнула, поправляя извечную косу на затылке.
– Трудно с вами спорить, Глеб Михайлович. Времена изменились.
Тут в учительскую впорхнула географичка.
– Здрасьте, кого не видела! – прощебетала она, и пышный ее задок вильнул перед Глебом.
Кроме нее и Зинаиды, в комнате никого больше не было. Глебу, можно сказать, повезло.
– Привет, Галь! – Он как бы продолжал переписывать номера телефонов. – Вчера, между прочим, был на банкете, который устроил этот… забыл, как называется фонд, где наш Иван Гаврилович – большая шишка.
Глаза географички загорелись.
– Как ты туда попал?
– Случайно. Сперва директор сделал мне выволочку за драку возле школы, а потом смягчился и вручил приглашение на презентацию их издательства.
Географичка колыхнула бюстом над его ухом.
– Ну и как? Приличный был банкет?
Завуч меж тем копалась в сумочке, делая вид, будто разговор этот ей неинтересен.
– Полное дерьмо, – скривился Глеб. – Публика там… сплошные олигофрены. Думаю, это издательство скоро сдохнет. Вместе с фондом нашего дорогого шефа.
Завуч резко поднялась. Ее увядшие щеки покрылись пятнами.